Мне, не знающему твоего настоящего имени, твоих увлечений и пристрастий, легко придумать твою внешность, привычку как-то по-особому открывать конверт с письмом и не спешить читать его, предвкушая невероятную тайну, которая непременно откроется уже с первых строк письма.

Уж если я фантазирую, то советую сделать это и тебе. Несмотря на то, что письмо "открытое", я пишу его тебе. Но "тебе" непременно включает ещё многих и многих, у кого замирает сердце от строфы, строки, только одной метафоры или даже слова. Поэтому ты непременно должна простить мне столь необычную форму письма. Оно всё равно очень ЛИЧНОЕ.

Правда, было бы забавно и почти неправдоподобно, если бы такие письма писали учителя своим ученикам? Или я ошибаюсь? Или сегодня подобное уже давно вошло в практику школьного образования? В ответном письме ты непременно расскажешь мне про это.

Но в мои далёкие шестидесятые-семидесятые, увы, учителя были умны, в меру восторжены и настолько же холодны. И, как я понимаю, не было у них такой задачи – научить любить поэзию. Зато мы много учили наизусть, от зубов отскакивали даты рождения и смерти, портреты великих русских и белорусских поэтов пылились на стенах классов. А любви не было. Да и можно ли этому учить? И об этом мне интересно узнать у тебя, у вас сегодняшних.

Мне же кажется, что это (если совсем не прислушиваться к науке) ничто иное как воля Господня. Кого-то он наградил замечательной способностью улавливать эти удивительные созвучия, "расшифровывать" метафоры и сопереживать. Правда, это вовсе не означает, что такие люди и писать стихи могут. Думаю, тебе понятно, что здесь работают уже другие части души, другая воля Господня. Но можно ли назвать бедой или виной человека его неспособность "улавливать, расшифровывать, и сопереживать"? Да, конечно, нет! С такой же щедростью их вполне могли наградить и другими способностями. И если ты оказалась среди первых, помни, что гордиться или задирать нос, или смотреть на "не умеющих" свысока недостойно. Это я так, проформы ради. В тебе я не сомневаюсь!

Много ли любителей поэзии окружает тебя? Боюсь, что, посмотрев вокруг, ты разведёшь руками. Но и тут огорчаться не станем! Потому что каждый раз, когда звучат любимые строки, есть надежда, что их кто-то услышит. И дрогнет душа у того, кто был холоден и равнодушен, печален и растерян, одинок и безрассуден...

И нас станет больше!

Непременно пиши мне! Можешь и через вашу прекрасную газету.

P.S. Обращался к Тебе с маленькой буквы только потому, что через Тебя обращался ко многим.

Домашнее задание

Для неурока.



МАРИЯ ПЕТРОВЫХ.


* * *
Ветер воет, ветер свищет -
Это ничего.
Поброди на пепелище
Сердца моего.

Ты любил под лунным светом
Побродить порой.
Ты недаром был поэтом
Бедный мой герой.

Я глазам не верю - ты ли,
Погруженный в сон,
Преклонившийся к Далиле
Гибнущий Самсон.

То ль к Далиле, то ль к могиле,
Только не ко мне,
Не к моей невольной силе,
Выросшей в огне,

Взявшейся на пепелище
Сердца моего,
Там, где только ветер свищет,
Больше ничего.

***

ПЛАЧ КИТЕЖАНКИ

Боже правый, ты видишь
Эту злую невзгоду.
Ненаглядный мой Китеж
Погружается в воду.
Затонул, златоглавый,
От судьбы подневольной.
Давней силой и славой —
Дальний звон колокольный.
Затонул, белостенный,
Лишь волна задрожала,
И жемчужная пена
К берегам отбежала,
Затонул, мой великий.
Стало оглядь безмолвно,
Только жаркие блики
Набегают на волны...
[Начало 60-х годов]

***


Какое уж тут вдохновенье,- просто
Подходит тоска и за горло берет,
И сердце сгорает от быстрого роста,
И грозных минут наступает черед.
Решающих разом - петля или пуля,
Река или бритва, но наперекор
Неясное нечто, тебя карауля,
Приблизиться произнести приговор.
Читает - то гневно, то нежно, то глухо,
То явственно, то пропуская слова,
И лишь при сплошном напряжении слуха
Ты их различаешь едва-едва.
Пером неумелым дословно, построчно,
Едва поспевая ты запись ведешь,
боясь пропустить иль запомнить неточно...
(Петля или пуля, река или нож?..)
И дальше ты пишешь - не слыша, не видя,
в блаженном бреду не страшась чепухи,
Не помня о боли, не веря обиде,
И вдруг понимаешь, что это стихи.

***


Одно мне хочется сказать поэтам:
Умейте домолчаться до стихов.
Не пишется? Подумайте об этом
Без оправданий, без обиняков.
Но, дознаваясь до жестокой сути
Жестокого молчанья своего,
О прямодушии не позабудьте,
И главное - не бойтесь ничего.

***

Слова пустые лежат, не дышат,
Слова не знают — зачем их пишут,
Слова без смысла, слова без цели,
Они озябших не отогрели,
Они голодных не накормили, —
Слова бездушья, слова бессилья!
Они робеют, они не смеют,
Они не светят, они не греют,
И лишь немеют в тоске сиротства,
Не сознавая свое уродство.


***


Ни ахматовской кротости,
Ни цветаевской ярости -
Поначалу от робости,
А позднее от старости.

Не напрасно ли прожито
Столько лет в этой местности?
Кто же всё-таки, кто же ты?
Отзовись из безвестности!..

О, как сердце отравлено
Немотой многолетнею!
Что же будет оставлено
В ту минуту последнюю?

Лишь начало мелодии,
Лишь мотив обещания,
Лишь мученье бесплодия,
Лишь позор обнищания.

Лишь тростник заколышется
Тем напевом, чуть начатым...
Пусть кому-то послышится,
Как поёт он, как плачет он.

1967


***

Назначь мне свиданье
на этом свете.
Назначь мне свиданье
в двадцатом столетье.
Мне трудно дышать без твоей любви.
Вспомни меня, оглянись, позови!
Назначь мне свиданье
в том городе южном,
Где ветры гоняли
по взгорьям окружным,
Где море пленяло
волной семицветной,
Где сердце не знало
любви безответной.
Ты вспомни о первом свидании тайном,
Когда мы бродили вдвоём по окрайнам,
Меж домиков тесных,
по улочкам узким,
Где нам отвечали с акцентом нерусским.
Пейзажи и впрямь были бедны и жалки,
Но вспомни, что даже на мусорной свалке
Жестянки и склянки
сверканьем алмазным,
Казалось, мечтали о чём-то прекрасном.
Тропинка всё выше кружила над бездной...
Ты помнишь ли тот поцелуй
поднебесный?..
Числа я не знаю,
но с этого дня
Ты светом и воздухом стал для меня.
Пусть годы умчатся в круженье обратном
И встретимся мы в переулке Гранатном...
Назначь мне свиданье у нас на земле,
В твоём потаённом сердечном тепле.
Друг другу навстречу
по-прежнему выйдем,
Пока ещё слышим,
Пока ещё видим,
Пока ещё дышим,
И я сквозь рыданья
Тебя заклинаю:
назначь мне свиданье!
Назначь мне свиданье,
хотя б на мгновенье,
На площади людной,
под бурей осенней,
Мне трудно дышать, я молю о спасенье...
Хотя бы в последний мой смертный час
Назначь мне свиданье у синих глаз.

1953, Дубулты