Для всех, кому не лень будет это прочитать.

Как-то год назад в замечательной книге израильского писателя Меира Шалева я натолкнулся на странного героя. А странность заключалась в том, что он коллекционировал предсмертные слова великих и не очень людей. И, как и всякий серьёзный коллекционер, был одержим. Он делал попытки объяснить людям своё пристрастие, но мало кто его понимал. Да и общаться с человеком, который пропах потусторонним, не очень-то хотелось.

А по сути всё было просто. Ведь последние слова в этой жизни самые искренние. Как и первые. Правда, отличаются от них осознанностью. Не зря к умирающему непременно призывали духовника, батюшку или очень близкого человека.

Я долгое время не мог отойти от сцены смерти старого князя Болконского. Перед глазами - застывшие дочь (княжна Марья) и умирающий отец. И я никак не мог отделаться от ощущения, что не смерть я вижу и слышу, а любовь, которая не смогла до конца проявиться в силу известных причин при жизни. Но вот сейчас, в этот последний миг с любящими друг друга людьми происходит чудо всепонимания...

Понятно, не выдержал и полез в GOOGL. И сразу же – вот что:

"Перед смертью великий Леонардо да Винчи вскричал: «Я оскорбил Бога и людей! Мои произведения не достигли той высоты, к которой я стремился!»

Последним словом расстрелянного Берии было короткое: «Скоты!»

Сжечь - не значит опровергнуть!" (Д. Бруно предсмертные слова)

Сталин придет! (предсмертные слова Зои Космодемьянской)

Приписываемые Павлову предсмертные слова: - Академик Павлов занят. Он умирает.

Ленин умер, будучи помрачён в разуме. Он просил у стола и стульев прощения за свои грехи.

Граф Толстой последнее, что сказал перед смертью: "Мне бы цыган услышать - и ничего больше не надо!”

Отказавшемуся от кислородной подушки Антону Чехову доктор предложил шампанского. Писатель спокойно осушил бокал, тихо лег на левый бок и вскоре уснул… Навсегда.

Ягода – нарком НКВД, перед смертью "Должен быть Бог. Он наказывает меня за мои грехи”.

Американский делец Абрагим Хьюит, на смертном одре сорвал с лица маску кислородного аппарата и пробормотал: «Оставьте! Я уже мертв...»

Римский император и тиран Нерон перед смертью вскричал: «Какой великий артист умирает!»

Язычник, царь Веспасиан, умерший через одиннадцать лет после Нерона, прошептал: «Я думаю, что теперь я стану богом!»

Графиня Дюбарри, подруга Людовика XV, всходя на гильотину, обратилась к палачу со словами: «Постарайтесь, чтобы мне не было больно!»

«Тут стоял сосуд, полный уксуса. Воины, напоив уксусом губку и наложив на иссоп, поднесли к устам Его. Когда же Иисус вкусил уксуса, сказал: «Совершилось!» И, склонив главу, предал дух» (Ин. 19:29-30)

Легендарный Каспар Бекеш, всю жизнь проживший воинствующим безбожником, на смертном одре уступил уговорам набожного Батория и согласился принять священника. Священник попытаться утешить Бекеша тем, что последний ныне покидает юдоль скорбей и скоро узреет мир лучший. Тот послушал-послушал, потом приподнялся на ложе и сколь было сил отчетливо высказал: "Пшел вон. Жизнь прекрасна." С чем и умер.

Императрица Елизавета Петровна крайне удивила лекарей, когда за полминуты до смерти поднялась на подушках и, как всегда, грозно, спросила: "Я что, все еще жива?!". Но, не успели врачи испугаться, как все исправилось само собой.

Композитор Эдвард Григ: "Ну что ж, если это неизбежно...".

Знаменитый натуралист Ласепед отдал распоряжение сыну: "Шарль, напиши крупными буквами слово КОНЕЦ в конце моей рукописи".

Физик Гей-Люссак: "Жаль уходить в такой интересный момент"

Дочь Людовика XV Луиза: "Галопом в небеса! Галопом в небеса!"

Писательница Гертруда Стайн: "В чем вопрос? В чем вопрос? Если нет вопроса, то нет и ответа"

Виктор Гюго: "Я вижу черный свет...".

Юджин О`Нейл, писатель: "Я так и знал! Я так и знал! Родился в отеле и... черт побери... умираю в отеле".

Единственное, что успел сказать перед смертью Генри VIII: "Монахи... монахи... монахи". В последний день жизни его мучили галлюцинации. Но наследники Генри на всякий случай устроили гонения на все доступные монастыри, подозревая, что короля отравил кто-то из священников.

Джордж Байрон: "Ну, я пошел спать".

Людовик XIV кричал на домочадцев: "Чего вы ревете? Думали, я бессмертен?"

Отец диалектики Фридрих Гегель: "Только один человек меня понимал на протяжении всей жизни... А в сущности... и он меня не понимал!"

Вацлав Нижинский, Анатоль Франс, Гарибальди перед смертью прошептали одно и то же слово: "Мама!"

"Подождите минуточку". Это сказал Папа Римский Александр VI. Все так и сделали, но, увы – ничего не получилось, папа все-таки скончался.

Еврипид, который, по слухам, был просто в ужасе от близкой кончины, на вопрос, чего может бояться в смерти такой великий философ, ответил: "Того, что я ничего не знаю".

Умирая, Бальзак вспоминал одного из персонажей своих рассказов, опытного врача Бианшона: "Он бы меня спас..."

Петр Ильич Чайковский: "Надежда!.. Надежда! Надежда!.. Проклятая!"

Михаил Романов перед казнью отдал палачам свои сапоги: "Пользуйтесь, ребята, все-таки царские".

Шпионка-танцовщица Мата Хари послала целящимся в нее солдатам воздушный поцелуй: "Я готова, мальчики".

Философ Иммануил Кант произнес перед самой смертью всего одно слово: "Достаточно".

Один из братьев-кинематографистов, 92-летний О. Люмьер: "Моя пленка кончается".

Ибсен, пролежав несколько лет в немом параличе, привстав, сказал: "Напротив!" - и умер.

Надежда Мандельштам - своей сиделке: "Да ты не бойся".

Сомерсет Моэм: "Умирать - скучное занятие. Никогда этим не занимайтесь!"

Генрих Гейне: "Господь меня простит! Это его работа".

Иван Сергеевич Тургенев на смертном одре изрек странное: "Прощайте, мои милые, мои белесоватые..."

Поэт Феликс Арвер, услышав, что санитарка говорит кому-то: "Это в конце коЛидора", простонал из последних сил: "Не коЛидора, а коРидора" и умер.

Художник Антуан Ватто: "Уберите от меня этот крест! Как можно было так плохо изобразить Христа!"

Оскар Уайльд, умиравший в гостиничном номере, оглядел угасающим взором безвкусные обои на стенах и вздохнул: "Они меня убивают. Кому-то из нас придется уйти". Ушел он. Обои остались.

А вот последние слова Эйнштейна канули в Лету - сиделка не знала немецкого..."



Тошно стало... Захотелось к младенцам с их первыми словами, с их неосознанностью, с их жизнью, которая ещё впереди...