На книгу Арсения Тарковского я натолкнулся случайно: ждал кого-то, а рука непроизвольно – слепец в поисках точки опоры – шарила по книжной полке и замерла именно на этой книге.

Ну, как тут не поверишь в судьбу?!

 

Днём ранее мы с дочкой с огромным воодушевлением предавались любимой забаве: куда бы мы отправились, будь у нас машина времени. И желания наши временнО почти совпадали. Дочь почему-то тянуло в 30-е годы прошлого столетия...

 

- Пап, как такое могло быть с людьми?! Неужели никто не мог справиться с этим дьяволом?

 

Это она про Сталина. Её представления об истории скорее былинные. Может быть, эти, не столь уж отдалённые, времена мифологизируются значительно быстрее? Вот с Соловьём-разбойником того времени моей дочери и хочется сразиться...

 

У меня же в голове суета. Тогда, играя с дочерью, хотелось в 1913 год, и непременно в Москву, поближе к дому тогда ещё юной Марины Цветаевой. Потому что

 

Вы, идущие мимо меня

К не моим и сомнительным чарам, -

Если б знали вы, сколько огня,

Сколько жизни, растраченной даром,

 

И какой героический пыл

На случайную тень и на шорох...

И как сердце мне испепелил

Этот даром истраченный порох.

 

О летящие в ночь поезда,

Уносящие сон на вокзале...

Впрочем, знаю я, что и тогда

Не узнали бы вы – если бы знали –

 

Почему мои речи резки

В вечном дыме моей папиросы, -

Сколько тёмной и грозной тоски

В голове моей светловолосой.

 

17 мая 1913.

 

Эта "тёмная и грозная тоска" мучила нас почти сто лет. И других, следующих за нами, тоже будет мучить, изводить, пугать и – несмотря ни на что ! – спасать, лечить, возвеличивать, облагораживать. С великими поэтами всегда так...

 

В этом, ещё не кровавом 1913 году я поселился бы рядом с домом Марины Цветаевой и стал бы её ангелом-хранителем. Или учеником...

 

 ...Ночь, огонь и лунный лик... -

Слышите, мой ученик? –

 

И безудержно – мой конь

Любит бешеную скачку! –

Я метала бы в огонь

Прошлое – за пачкой пачку:

 

Старых роз и старых книг. -

Слышите, мой ученик? –

 

А когда бы улеглась

Эта пепельная груда, -

Господи, какое чудо

Я бы сделала из вас!

 

Юношей воскрес старик! -

Слышите, мой ученик? -...

 

...И я – ангел-ученик – проведу её через всю жизнь, ни во что не вмешиваясь. И остановлюсь в богом забытой Елабуге 1941 года, чтобы не допустить страшного, тёмного и грозного... Или просто вместе с Арсением Тарковским склоню колени перед неотвратимостью...

 

Зову – не отзывается, крепко спит Марина.

Елабуга, Елабуга, кладбищенская глина,

 

Твоим бы именем назвать гиблое болото,

Таким бы словом, как засовом, запирать ворота,

Тобою бы, Елабуга, детей стращать немилых,

Купцам бы да разбойникам лежать в твоих могилах.

 

 А на кого дохнула ты холодом лютым?

Кому была последним земным приютом?

 

Чей слышала перед зарёй возглас лебединый?

Ты слышала последнее слово Марины.

 

На гибельном ветру твоём я тоже стыну.

Еловая, проклятая, отдай Марину!